Хакамада Ирина. «Для меня ребенок – это личность»

Сегодня в гостях у журнала Ирина Хакамада – кандидат экономических наук, доцент, общественный деятель, писатель. Ирина Хакамада неодно­кратно избиралась в Государственную думу, в 1995 году была названа журналом «Тайм» политиком XXI века в числе 100 известных женщин мира. «Как бы ни были велики силы, противостоящие тебе, самое главное – быть абсолютно к ним равнодушным. И делать свое дело», – этот жизненный принцип всегда помогал Ирине добиваться успеха и идти к намеченной цели.

Досье «СДО»: Ирина Муцуовна Хакамада родилась в Москве. Окончила экономический факультет Университета Дружбы народов им. Патриса Лумумбы.

Трижды избиралась в Госдуму РФ. В 1997 г. назначена председателем Госкомитета РФ по поддержке и развитию малого предпринимательства. В 1999 году возглавила Институт развития предпринимательства. C 2000 по 2003 год – сопредседатель политической партии Союз правых сил. В 2006–2008 годах – заместитель Председателя президиума Российского Народно-демократического союза. Возглавляла Межрегиональный общественный фонд «Наш выбор». В марте 2008 года объявила о прекращении политической деятельности.

– Ирина, вы выросли в интернациональ­ной семье, сказалось ли это на вашем воспитании?

– Моим воспитанием занималась в основном мама. Причем ее отношение ко мне было нетипичным для русских. В национальных традициях принято контролировать детей, опекать и постоянно направлять: туда нельзя, сюда нель­зя. Мама же мне всегда и во всем доверяла. Она очень меня любила, жертвовала всем ради меня. Мама работала в школе простой учительницей, зарплата у нее была невысокая, жили мы достаточно бедно. Несмотря на это, мама старалась мне во всем потакать и исполнять мои капризы. Например, лет в 12 мне очень захотелось купить парик блондинки. Стоил такой в те времена недешево. Мама скопила денег и выполнила мое желание. Она все делала для меня, но в то же время никогда не пыталась заставлять меня заниматься тем, что мне неинтересно, не учила, как «правильно поступать», а полностью мне доверяла. Даже в тех случаях, когда я поступала не так, как надо, как принято в обществе, мама всегда была на моей стороне. Случалось, например, я иногда сбегала с уроков. Это вычислял директор и звонил домой выяснить, где я. Мама говорила, что я заболела, хотя она прекрасно знала, что я просто ушла с ненавистной физики.

Со своей стороны, я всегда подсознательно стремилась оправдывать мамино доверие и не огорчать ее. Мама радовалась, что я расту самостоятельной, могу принимать решения.

В школе я хорошо училась, мама не вмешивалась, не заставляла делать уроки. В 14 лет я сама поменяла школу на более сложную и престижную – математическую, сама прошла собеседование. Я могла поздно уходить, гулять с какой-нибудь компанией и приходить поздно. Лет в 15 возвращалась уже около полуночи, но мама меня не ругала. Мне не приходилось отчитываться, куда я ушла, когда пришла. Мама стала моей подружкой. Она знала обо всех моих разочарованиях, увлечениях, мальчиках, и всегда меня прикрывала.

Как-то я отдыхала в пионерском лагере и наврала, что я из богатой семьи, у меня суперквартира с прекрасной мебелью. В лагере отдыхали обеспеченные дети, и мне было стыдно, что я живу бедно, в коммуналке. Мои новые друзья решили проверить, так ли все на самом деле. Позвонили мне, когда мы вернулись. Говорят: мы тут рядом, недалеко, зайдем к тебе в гости. Отказать я не могла и растерянно сказала: заходите, и тут же полетела к маме. Все ей рассказала, а она говорит: ну и что, ничего страшного, пусть приходят. Скажем, что мы недавно переехали. Она умела находить выход из любой ситуации.

Отец – это японский вариант, причем очень типичный для этой страны. Он совсем не занимался моим воспитанием, его ничего не интересовало, он общался со мной только через маму и то очень редко. Если вдруг он был чем-то недоволен, то, согласно японским традициям, где отцы не общаются напрямую с детьми и отношения не выясняют, передавал все через маму. Например, говорил: меня беспокоит, что дочь приходит очень поздно.

– Никаких нравоучительных бесед не проводил?

– Он практически со мной не общался. Ни нравоучительных, ни просто о жизни. Никакого обмена информацией.

– Ирина, вы помните то время, когда ходили в детский сад?

– О детском садике у меня остались два ярких воспоминания – одно позитивное и одно отрицательное. Отрицательное – когда меня довели до ручки, я очень сильно плакала, а все смотрели на меня. Точную причину слез я не помню, но ревела сильно.

– Вас обидела воспитательница?

– Нет, довели сверстники – я была очень маленькая, черненькая, раскосая – типичный азиатский ребенок. Для советских времен это была ужасная ситуация. Современные дети, на мой взгляд, более терпимы, а тогда… Сейчас у меня внешность более европейская, а в дет­стве я была больше похожа на японку. Когда маленький ребенок попадает в коллектив, где он резко выделяется, ему приходится очень сложно. Обиды, полученные в этом возрасте, долго не забываются.

– С чем связано позитивное воспо­минание?

– Мне тогда было лет шесть. Я очень любила танцевать, но никогда об этом не говорила, была очень робкая. Меня как-то заметили и взяли на показательный новогодний утренник, доверили исполнять танец Снежинки. Мама сшила изумительно красивое бальное платье, и я в костюме Снежинки с венчиком на голове – такая европейская Дюймовочка, только глаза раскосые, очень старалась и радовалась, что мне аплодируют. Я была очень счастлива, что похожа на остальных детей.

– Насколько раннее детство влияет на дальнейшую судьбу человека?

– Думаю, что на выбор профессии раннее детство никак не влияет, человек может потом в любом возрасте все поменять. Сколько примеров, когда люди, даже окончив вуз, работают в другой сфере и не по специальности.

В раннем детстве закладывается не профессия, а инструменты, которые очень сильно влияют на дальнейшую судьбу. Если ребенка воспитывать жестоко, он может вырасти преступником. Если растет в нелюбви, ему будет трудно общаться со сверстниками, влюбляться, строить совместную жизнь. Если ребенка все время опекают, до пяти лет водят за руку, не дают самостоятельно принимать решение, совершать поступки, то он на всю жизнь останется инфантилом. Если его заставляют в детстве делать то, что ему не нравится, например, играть на пианино и, наоборот, не дают возможности заниматься тем, что ему интересно, то он тоже не научится совершать индивидуальные храбрые творческие поступки.

До 5–6 лет формируется характер. Надо стремиться давать ребенку больше шансов реализовать позитивные индивидуальные черты, и мягкими методами убирать какой-нибудь наследственный негатив – злобу, коварство, жадность, зависть, – я не верю, что все дети добрые и прекрасные от рождения. Так не бывает. Дети разные. Одни добрые, другие коварные. Одни пытаются обидеть слабого, другие – защитить. Позитив надо максимально стимулировать и формировать, а негатив максимально убирать. Если этого не сделать, то после семи лет будет уже поздно.

– Вы считаете, что ребенок от рождения может быть агрессивным?

– Конечно, генами заложено очень многое. Но я уверена, что правильная среда в семье и в детском саду может все изменить. Человек – существо социальное. Известно, что если ребенка поселить в джунглях среди диких животных, то он превратится в животное. В тюрьме среди бандитов он вырастет преступником. А поместить в позитивную среду – есть шанс, что он станет талантливым и добрым…

Среда многое значит, ведь генетически дети не ангелы, многое наследуют. И это заметно. Один ребенок отдаст все, что у него есть, играя в песочнице, отдаст последнюю игрушку, а другой, наоборот, будет пытаться все время кого-нибудь обидеть. Даже если ему не нужна игрушка, станет выхватывать ее из рук соседнего ребенка, чтобы довести его до истерики. Такие черты нужно исправлять.

– Вам сложно было воспитывать своих детей?

– У меня времени не было, поэтому и сложностей не возникало. Я парней – приемного и своего – воспитывала, создавая им условия, в которых они могли действовать самостоятельно. Я объясняла им, что во дворе нужно защищать друг друга, при этом сама никогда не вмешивалась в их конфликты. Например, жалуется младший, что его кто-то обидел. Говорю, у тебя есть брат, и вы можете самостоятельно разобраться вместе с ним. А я не побегу во двор выяснять, кто прав. В тот период у меня катастрофически не хватало времени. Я писала диссертацию, зарабатывала деньги, вечно была занята, и детьми больше занималась бабушка. В свою очередь, я старалась создать детям условия и возможности для развития, давала им инструменты: записала в секции карате, хоккея, на дополнительные занятия иностранным языком.

Сейчас для своей младшей дочки я стараюсь создать условия, когда она максимально самостоятельна, даю ей возможность заниматься тем, что ей нравится. Хочет играть на пианино – пожалуйста, хочет танцевать – пусть танцует, хочет рисовать – предоставляю необходимые условия. Я ее тоже не воспитываю.

Я вообще не занимаюсь менторством, мне это не нравится. Для меня ребенок – это личность, с которой нужно найти контакт. Но если поведение малыша выходит за пределы нормальных вещей, он поступает жутко агрессивно, негативно, я тут же это жестко пресекаю. В отличие от родителей, которые могут избаловать детей, и тем самым им навредить.

– А какие поступки детей вас раздражают?

– Меня выводит из себя, когда я замечаю коварство с их стороны. Например, дети играют вдвоем, и один сыплет другому песок в глаза, а потом изображает, что он ничего не делал и все сваливает на пострадавшего, объясняет, что тот сам засорил себе глаза. В этом случае я начинаю объяснять, что ты поступаешь как свинья и выглядишь как свинья. И никакого добра и удовольствия от жизни не получишь, если будешь так поступать. Человек отличается от свиньи тем, что свинья все делает, что ей хочется, а человек поступает так, чтобы его свобода не мешала другому. Даже с пятилетним ребенком я буду говорить таким языком. Никаких «сюси-сюси», я разговариваю на равных. Не нужно говорить с ребенком примитивно. Я общаюсь с детьми как с личностями, для них это неожиданно, и это действует. Они подсознательно чувствуют, что с ними разговаривают серьезно.

– Ваши дети ходили в детский сад?

– Да, им там нравилось, и никаких конфликтов не возникало. Я практически не общалась с воспитателями, мне было некогда. Старший водил младшего, и они расходились по разным группам. Младший часто задирался, а старший был огромный, спокойный, и его все боялись, уважали. Младшему – узкоглазому, приходилось частенько драться. Когда он приходил с синяками, я не бежала в детский сад разбираться, а спрашивала: ты дал сдачи? Да? Ну и ладно. Младшая дочь тоже с удовольствием ходила в детский сад, ей нравилось.

– Поделитесь секретом, как выбрать хороший детский сад?

– Это очень сложно. Иногда и платные бывают плохими, ужасными. Детей балуют, идут у них на поводу, чтобы родителям было приятно. А кто вырастет из ребенка, неважно. Воспитателя это не волнует. Все зависит от кадров, людей, которые работают в детском саду. Если человеческому капиталу платят такие крошечные деньги, то очень сложно найти приличное заведение. Надо, чтобы платили нормальную зарплату, тогда в детских садах будут работать интересные люди.

– Утверждение, что политика – не жен­ское дело стало практически аксиомой, и как доказательство – очень мало женщин занимаются политикой. В детских садах работают в основном женщины. Означает ли это, что воспитание детей – не мужское дело?

– Это означает неправильную традицию в обществе, когда заниматься воспитанием детей непрестижно, вот и не идут мужчины в дет­ские сады. Недаром в Америке фильмы снимают с юмором про всяких нянек-мужчин. Но если бы в детских садах и школах наравне работали и мужчины, и женщины, я гарантирую, что дети были бы более развитыми.

– Как сделать профессию воспитателя престижной?

– Необходимо создать хорошие условия: возможность писать диссертацию, изучать психику и психологию детей, создавать новые формы дошкольного обучения в условиях информационного общества, поднять зарплату.

В детских садах должны быть лаборатории, бассейны, игровые площадки. Тогда профессия станет престижной. Работать в детском саду будут и женщины, и мужчины. Менталитет ведь у людей меняется. Я, например, недавно пришла сделать маникюр, и попала к мастеру-мужчине. Поначалу я обалдела, а потом подумала – ему это нравится, и платят ему столько, что его это устраивает, почему бы и нет. Важно, чтобы человек занимался тем, что ему нравится.

– Кто в вашей семье больше занимается воспитанием дочери?

– Отец старается, но у него не всегда это получается. Он это делает рывками, он занят, ездит в командировки. Но он вместе с Машей 2–3 раза в году уезжает, меня не берут, проводят время только вместе. Они прекрасно ладят и понимают друг друга.

– Ирина, у вас взрослый сын и маленькая дочь. Согласны ли вы с утверждением: маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы?

– Конечно, абсолютно верно, всю жизнь будут проблемы. Здесь важно научить детей самостоятельно их решать, надо с раннего возраста поощрять самостоятельность. Даже если у вас есть возможность помочь, вмешаться, не спешите это делать, старайтесь наблюдать со стороны, как ребенок справляется со сложной ситуацией, до тех пор пока она не переходит в особо рискованную, тогда в дальнейшем больших проблем не будет. И если они возникнут, дети смогут самостоятельно с ними справиться.

Если всю жизнь опекать, что типично для русских любимых дитяток, толка не будет. Есть бедные семьи, так они вообще готовы все отдать и последнее с себя снять, только чтобы ребенок хорошо жил, это не всегда приводит к добру. Бывают примеры и среди богатых, которые балуют детей, превращая их в монстров, которые потом их и ненавидят. Все нужно делать гармонично. Даже если не сильно напрягаться и не изучать учебники по психологии, а просто ставить себя на место ребенка, а ребенка на свое место. Например, хотел бы ты дружить с ребенком, которого ты вырастил, чтобы у тебя был такой друг? Если поставить вопрос таким образом, родители неожиданно обнаруживают, что такого баловня они не хотят видеть среди своих друзей. Зачем же такого растить?

– Сложно поставить себя на место ре­бенка?

– Очень. Надо пробовать, тренироваться. Даже когда ребенок грудной, плачет, родители, бывает, орут на него или качают до умопомрачения, и он засыпает только от того, что у него голова кружится. Надо почувствовать и понять, как он лежит, что он видит вокруг, почему кричит. Представьте, что вы так же лежите, шевелиться не можете и смотрите только в потолок. Это очень скучно!

– Традиции воспитания каких стран вам кажутся наиболее интересными?

– Японские – они всем известны: там нет запретов, ребенку разрешается максимально все. В детских садах нет жестких «тихих» часов, указаний стоять по стойке «смирно», туда пошли, сюда нельзя. Хочет ребенок спать – он будет спать. Не хочет есть – никто его заставлять не будет. А если у него появился аппетит, когда все поели, его все равно накормят. Вот такая модель, у которой нужно стремиться брать лучшее.

– Ирина, каким, на ваш взгляд, должен быть детский сад будущего?

– В нем очень много света, растений. Дети отдыхают в комнатах по два человека. У них есть огромный бассейн, музыкальный зал, суперпреподаватели, и у каждого своя индивидуальная программа, по которой методисты ведут ребенка, максимально раскрывая его таланты, и есть личный психолог.

– Кому он необходим в первую очередь – детям, воспитателям, родителям?

– В сегодняшней ситуации психолог больше нужен воспитателям. У них маленькие зарплаты, и они часто ненавидят детей. Да и квалификация воспитателей зачастую оставляет желать лучшего. Не секрет, что в педагогические инсти­туты, особенно в дошкольное образование, идут те, кто никуда не поступил, кому больше ничего не светит. Сегодня неравенство по зарплатам такое, что никто не идет работать в детский сад. Во многих регионах в детских садах работают люди из пенсионных служб. Им сложно справляться со своими обязанностями, воспитывать детей.

– Тем более что воспитывать детей в современных условиях стало сложнее…

– Безусловно, сейчас выбор больше. В Советском Союзе выбора не было, все было просто. Теперь везде индивидуализм, разрывы доходов между семьями очень большие. Одни ничего не могут себе позволить, даже элементарное купить, другие с папами на «Бентли» в детский сад приезжают. Много разной информации, дети сидят в Интернете, смотрят телевизор, где куча жестокости, непонятные мультики. Сложно вывести ребенка на позитив, оградить от наркотиков.

– А как это сделать?

– Оградить физически невозможно, нужно формировать внутренний мир ребенка. Можно выключить все телевизоры, повыбрасывать их, это будет сектантское воспитание. Например, мои родители мне ничего не внушали, но я не принимала этой гадости, наркотики и другие глупости меня никогда не интересовали. Надо увлекать ребенка интересными книжками, водить по консерваториям, музеям, знакомить его с великой культурой языка и страны – и вся эта гадость ему будет неинтересна, он сам от нее откажется. Российская привычка – «мы не допустим!», а европейская – «у ребенка есть выбор, его нужно стимулировать, но стимулировать правильно».

– Ирина, этот номер журнала посвящен проблемам воспитания и развития одаренных детей. Как вы считаете, нужны ли специальные программы для одаренных детей?

– Одаренным детям нужны особые условия, потому что они немного потусторонние, с другой планеты. Можно забить талант, если он не тянет физику. Или он гений в физике, но не может грамотно писать. Одаренным детям нужен индивидуальный подход, если их способности проявляются очень рано. В школах нужен индивидуальный подход, и в любом детском саду тоже. А для этого нужна другая материальная база.

– Уходя из политики, вы решили заняться творческой деятельностью, означает ли это, что в политике нет места творчеству?

– Да, вы совершенно правы. Сегодня нереально творчески заниматься политикой. Раньше шансы были, и я это делала, оставалась в политике до тех пор, пока у меня была возможность творчески работать. Я всегда была творческим человеком, именно поэтому уходила в другую сферу, если мне становилось неинтересно. Когда я преподавала, каждое занятие организовывала творчески. Старалась к каждому найти индивидуальный подход. Я добивалась грандиозных успехов. В бизнесе тоже было творчество. Надо было все придумывать самой, генерировать идеи. И к политике я подошла как к творчеству. Для меня было интересно сделать Россию европейской страной, поднять малый бизнес, создать нормальные условия, социально справедливое государство. Но не дали…

А сейчас пишу романы, читаю лекции, провожу семинары, мастер-классы. Это тоже творческая работа – передача знаний другому поколению.

– Времени свободного стало больше?

– Ну не знаю, иногда больше, иногда меньше. Все рывками. Командировки, конференции… Рукопись нужно сдавать. Теперь все более индивидуально, не нужно бегать по учреждениям.

– Ирина, большинство наших читатель­ниц – женщины, поделитесь с ними секретами привлекательности.

– Надо заниматься спортом, правильно питаться, не следовать тупо стандартам гламурной моды. Найди свою индивидуальность: что нравится, какой стиль подходит, научиться сочетать разные стили, не гоняться за ценами и брендами. Можно всегда найти свой индивидуальный внешний образ, «упаковав» его по нормальным ценам. И очень важно – что не делают большинство русских, особенно молодых девушек – в одежде скрывать свои недостатки и подчеркивать достоинства. У нас все делается наоборот. Женщина, одетая на грани срыва, демонстрирует недостатки, будучи полной, одевает мини-юбку, показывает толстые ноги, грудь, вываливающуюся из майки. Она как бы говорит – мне плевать, у меня нет комплексов. Может быть, и плевать, но это все выглядит безобразно. Нужно уметь подчеркивать свою индивидуальность, тогда будет успех и на работе, и в личной жизни.

Беседовала Лариса Бурмистрова